Черкешенка которая привила себе оспу

Сегодня, когда весь мир пытается найти вакцину от коронавируса, невольно вспоминаются истории возникновения спасительных лекарств от других напастей, которые когда-то уже терзали мир. Правда их официальные даты возникновения не всегда совпадают с реальными. В общем, история каждый раз доказывает, что все уже когда-то было. О том, кто на самом деле использовал прививку от оспы, как черкесы и народы Северного Кавказа боролись с эпидемиями, «АиФ-Юг» рассказала старший сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований РАН, кандидат исторических наук, эксперт Совета по делам национальностей Правительства Москвы Наима Нефляшева.
Рецепт от черной смерти
Фатима, Шеуджен, «АиФ-Юг»: Наима, считается, что первым прививателем оспы стал английский доктор Дженнер в 1796 году. Но некоторые источники свидетельствуют о том, что в Черкесии (раньше в ее территорию входили нынешняя Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия) об этом способе знали еще в начале XVIII века.
Наима Нефляшева: Оспа — тяжелое заболевание, она косила миллионы людей в Европе и Америке. Да, считается, что прививку против нее изобрел англичанин Эдвард Дженнер, обративший внимание, что доярки, заразившиеся коровьей оспой и имевшие всего один-два пузыря на руках, никогда не болели оспой. Вот что пишет об этом известный интернет-источник: «Однажды у крестьянки Сары Нелмс (Sarah Nelmes, в одной из неопубликованных рукописей Дженнер называет её Люси), заразившейся коровьей оспой, появились на руке несколько пустул. 14 мая 1796 года их содержимое Дженнер втёр в царапину на теле восьмилетнего Джеймса Фиппса (1788-1853). У мальчика появилось легкое недомогание, которое прошло через несколько дней. Через полтора месяца Джеймсу Фиппсу была привита натуральная (человеческая) оспа, однако болезнь не развилась. Через несколько месяцев была сделана вторая прививка натуральной оспы, спустя пять лет — третья, с аналогичными результатами». Свою работу Дженнер опубликовал в 1798 году.
Но если заглянуть в другие исторические источники, то окажется, что задолго до этой даты, в 1711 году, французский агент шведского короля Карл XII Абри де ла Мотрэ посетил Кавказ. В своих записках он описал, как стал свидетелем процедуры оспопрививания, проводившейся больной адыгской девочке в селении Деглиад, и оставил подробное описание этой процедуры.
Как много мы обязаны легкомысленной черкешенке, которая первая решилась привить себе оспу
«Я находил черкесов все более красивыми, — пишет Мотре, — по мере того как мы продвигались между гор. Так как я не встречал никого, отмеченного оспой, я пришел к мысли спросить их, нет ли каких-либо секретов, чтобы гарантировать себя от опустошений, которые этот враг красоты производил среди стольких народов».
На самом деле оспа не обошла черкесов стороной, и доказательством тому — язык. Он беспощадным зеркалом отразил реальность: в адыгском языке есть выражение «фэрэк1 напэ», то есть «лицо со следами оспы». Но не слишком распространенное — черкесы с незапамятных времен знали тайну, неведомую Европе. От французского гостя, впрочем, скрывать ее не стали. Вот что он пишет: «Они мне ответили утвердительно и сообщили, что это средство заключается в том, чтобы привить ее или передать тем, кого надо этим предохранить, взяв гной зараженного и смешав с кровью путем уколов, которые им делали».
Кстати, Мотре увидел процедуру воочию: «…в одном селении Деглиад, где я узнал, что когда мы проходили, там производили прививку маленькой девочке четырех или пяти лет… Девочку отнесли к маленькому мальчику трех лет, который был болен этой болезнью и у которого оспинки и прыщики начали гноиться. Старая женщина взяла три иголки, связанные вместе, которыми она, во-первых, сделав укол под ложечку маленькой девочке, во-вторых, в левую грудь против сердца, в-третьих, в пупок, в-четвертых, в правую ладонь, в-пятых, в лодыжку левой ноги, пока не пошла кровь, с которой она смешала гной, извлеченный из оспинок больного».
Между тем в Европе о черкесах, как победителях «черной смерти», и их секретах узнали не от одного лишь Мотре. Истинным популяризатором открытия адыгов выступила Мэри Уортли Монтегю, супруга британского посла в Османской империи. Образованная и деятельная леди Мэри познакомилась в Константинополе с молодой черкешенкой, и та рассказала об этом методе. Леди Мэри привила и своего шестилетнего сына, а потом увезла черкесский рецепт на родину. Где ему не сразу, но дали зеленый свет, и даже привили оспу семье британского монарха. Медики на первых порах возражали, но 2 % смертности против прежних 20-40 убедили скептиков — прививаться бросилась вся Европа.
Получается, что черкесский способ спасал Европу от мора чуть ли не целое столетие. «Как много мы обязаны легкомысленной черкешенке, которая… первая решилась привить себе оспу! Скольких детей оспопрививание вырвало из когтей смерти! Может быть, нет ни одной основательницы монашеского ордена, которая оказала бы миру столь же великое благодеяние и тем самым заслужила бы его благодарность», — восклицал восторженный французский поэт, писатель и философ Клод Гельвеций.
Карантины вводились издавна
— Наима, а кроме прививок, были другие способы борьбы с эпидемиями? И как часто они случались на Северном Кавказе?
— Если покопаться в исторических источниках, то да, найдутся свидетельства того, что к сожалению, было время, когда инфекционные болезни собирали на Северном Кавказе свою кровавую жатву. Например, эпидемии чумы фиксируются там с XVIII века. Было несколько крупных вспышек чумы, когда вымирало население целых аулов. Многие поселения, которые затрагивала болезнь, были заброшены — население уходило оттуда. Вспышки чумы были зафиксированы на территориях современного Моздока, Владикавказа, в районе Георгиевска. Известно, что чума бушевала в Большой и Малой Кабарде в 1801 – 1805 годах.
Кстати, если заглянуть в историю еще глубже, можно вспомнить эпидемию чумы, позже названную «Черной смертью» 1347 – 1352 годов и от которой скончалось около 50 миллионов человек. Она захватила большую часть Евразии. От нее континент отходил несколько веков. Но известно, что тогда эта напасть по ряду причин не прошлась столь жестоко по территории Черкесии.
Могу привести исследование историка Самира Хотко, который выделил несколько факторов, позволяющих предположить, почему Черкесии тогда удалось избежать катастрофической массовой смертности и убыли населения.
Во-первых, черкесы знали карантины и раньше. По распоряжению князей, когда начинались массовые болезни – причем не обязательно чума, даже если это была лихорадка, туберкулез, малярия, огораживались целые аулы. А если это время попадало на время сельхозработ, они прекращались.
Во-вторых, широко применялась народная медицина. Кстати, многие практики народных целителей востребованы и современности. Конечно, сейчас растворы с черной золой никто делать не будет, но адыги (черкесы) тогда еще освоили различные отвары. Это и потогонные чаи, отхаркивающие отвары, активно использовалась в лечении легочных заболеваний жирная пища. Источники говорят о том, что больным предписывалась специальная диета, в которой фигурировал козий жир, сливочное масло, медвежий, гусиный, барсучий жиры.
Еще одним важным фактором победы над болезнями является то, что в системе профилактических мер важное место занимало употребление чистой воды. Адыги очень рационально относились к воде, они не только умели находить родники и селились возле рек, но в своей повседневной жизни и быту обращали внимание на качество воды. В культуре был выработан целый комплекс норм, связанных с водой.
Оспа — вирусная, остро протекающая контагиозная болезнь. Она характерна гнойными высыпаниями на теле. При тяжелом течении происходит покрытие больших участков кожи экзантемой, когда отдельные папулы, сливаясь между собой, образуют сплошные поражения значительных участков, которые подвергаются гнойному воспалению. Первые сведения об оспе относятся 3700 годам до н.э. (Египет, Индия, Китай). В Европу оспа занесена с Ближнего Востока в V в. до н.э. Первые сведения об оспе овец относятся ко второму веку. В России оспа овец имела широкое распространение в XVIII-XIX веках. В СССР болезнь была ликвидирована к 1969 году.
Например, черкесы не брали никогда воду для питья из закрытых водоемов, использовали только проточную. Во вторых, колодцы содержали в идеальной чистоте и строили отдельно от дома, подальше от туалета, да и вообще, массового присутствия людей. Всегда закрывали его крышкой. Если большая емкость с водой находилась в доме, она также обязательно накрывалась. А после того, как вода простояла сутки, старались ее не употреблять.
Ну и, конечно, соблюдалась гигиена. Многие искушенные европейские путешественники, побывавшие в те времена в Черкесии, писали о том, что люди отличались благородством характера и содержали в идеальной чистоте жилища, одежду, пищу и себя.
Источник
Среда, 7 марта 2012 г.
![]() | Если б существовала богиня спасения от оспы, она наверняка была бы черкешенкой. Пока Европа укрывала рябые лица мушками и масками, черкешенки покоряли заезжих визитеров ясными карими глазами и точеными чистыми лицами. Контраст был так велик, что европейцы хватались за дневник — записывать свежие впечатления. |
|
В обширном семействе древних индийских богов имелась и богиня оспы Мариатале — молодая женщина с чрезвычайно склочным характером. По легенде однажды она вспылила и бросила в лицо отцу свое золотое ожерелье. И там, где золото коснулось кожи, появились язвы. Так возникла черная оспа — вековое проклятие людского рода…
Дамочка с ожерельем обернулась старухой с косой — это она, безносая, переполняла средневековые кладбища, пресекла род русских императоров по прямой мужской линии, наводнила Россию людьми по фамилии Рябовы, Шадрины и Щедрины, и ввела в моду венецианские маски и мушки. Ведь все, кто выживал, носили на лице ее пожизненное клеймо. Люди с чистой кожей были столь редки, что это непременно указывали в особых приметах. Помните, у Пушкина: «Приметы Владимира Дубровского, составленные по сказкам бывших его дворовых людей. От роду 23 года, роста середнего, лицом чист….»
Если б существовала богиня спасения от оспы, она наверняка была бы черкешенкой. Пока Европа укрывала рябые лица мушками и масками, черкешенки покоряли заезжих визитеров ясными карими глазами и точеными чистыми лицами. Контраст был так велик, что европейцы хватались за дневник — записывать свежие впечатления.
Записал и Абри де ла Мотре — шпион шведского короля Карла XII, который в тот 1711 год воевал с Россией. Исполняя королевские поручения, французик объехал полмира — Европу, Азию и Африку.
Завернул и на Кавказ, где был поистине потрясен: «Я находил черкесов все более красивыми, — читаем у Мотре, — по мере того как мы продвигались между гор. Так как я не встречал никого, отмеченных оспой, я пришел к мысли спросить их, нет ли каких-либо секретов, чтобы гарантировать себя от опустошений, которые этот враг красоты производил среди стольких народов».
На самом деле оспой черкесы хворали, и доказательством тому — язык. Он беспощадным зеркалом отразил реальность: в адыгском языке есть выражение фэрэк1 напэ, то есть «лицо со следами оспы». Но не слишком распространенное — черкесы с незапамятных времен знали тайну, неведомую Европе. От французского гостя, впрочем, таиться не стали: «Они мне ответили утвердительно и сообщили, что это средство заключается в том, чтобы привить ее или передать тем, кого надо этим предохранить, взяв гной зараженного и смешав с кровью путем уколов, которые им делали».
П.С.Руссель. Черкесы, 40-е годы XIX века
Вскоре Мотре увидел процедуру воочию: «…в одном селении Деглиад, где я узнал, что когда мы проходили, там производили прививку маленькой девочке четырех или пяти лет…. Девочку отнесли к маленькому мальчику трех лет, который был болен этой болезнью и у которого оспинки и прыщики начали гноиться.
Старая женщина взяла три иголки, связанных вместе, которыми она, во-первых, сделав укол под ложечку маленькой девочке, во-вторых, в левую грудь против сердца, в-третьих, в пупок, в-четвертых, в правую ладонь, в-пятых, в лодыжку левой ноги, пока не пошла кровь, с которой она смешала гной, извлеченный из оспинок больного».
«Леди Мэри Уортли Монтегю с сыном Эдвардом в Турции». Художник Ж.-Б.Ванмур.
В Европе о черкесах, как победителях «черной смерти», и их секретах узнали не от одного лишь Мотре. Истинным популяризатором открытия адыгов выступила Мэри Уортли Монтегю, супруга британского посла в Османской империи.
Образованная и деятельная леди Мэри познакомилась в Константинополе с молодой черкешенкой, и та не стала прятаться от подруги. Смелая Мэри привила шестилетнего сына, а потом увезла черкесский рецепт на родину. Где ему не сразу, но дали зеленый свет, и даже привили оспу семье британского монарха. Медики на первых порах возражали, но 2% смертности против прежних 20-40 убедили скептиков — прививаться бросилась вся Европа.
И Россия тоже — в 1768 году Екатерина II проявила решимость, которую, по ее собственным словам, проявлял в Англии каждый уличный мальчишка. Специально выписанный из той же Британии доктор Томас Димсдейл взял оспу от больного русского отрока Маркова и привил ее просвещенной монархине. Малец Александр, по совпадению Данилыч, стал дворянином с гербом и фамилией Оспенный, причем герб изображал руку с разверстой раной.
«Эдвард Дженнер прививает оспу Джеймсу Фипсу». Художник Гастон-Теодор Меллинг.
Иллюстрация из книги Губерта В., 1896г.
Черкесский способ спасал Европу от мора чуть не целое столетие.
«Как много мы обязаны легкомысленной черкешенке, которая… первая решилась привить себе оспу! Скольких детей оспопрививание вырвало из когтей смерти! Может быть, нет ни одной основательницы монашеского ордена, которая оказала бы миру столь же великое благодеяние и тем самым заслужила бы его благодарность»,- восклицал восторженный Клод Гельвеций, французский поэт, писатель и философ.
К концу его галантного века английский врач Эдуард Дженнер открыл, что можно прививать людям коровью оспу, и осложнений не будет совсем.
А мог бы и не открыть — если б не был привит в восьмилетнем возрасте. По методу черкесов.
ЭТО ИНТЕРЕСНО…
Автор текста: Станислав Дерико. | ![]() |
Источник
Российская академия наук Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН Серия КА «Кунсткамера — Архив» III
«Таким образом, материал для диссертации имею. Правда я предпочел бы предложить не «Убыхов», а «Балкарию» или «Абазин», как более поздних и, поэтому более зрелых, чем «Убыхи». Ваше предложение о защите, конечно, заманчиво. Но есть много «но». Вот они: 1) Общеисторические установки в «Убыхах» устарели и требуют некоторого исправления…».
Л.И. ЛАВРОВ (1909-1982). УБЫХИ. ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ МОНОГРАФИЯ. Санкт-Петербург. «Наука», 2009. К 73-летию создания (1937)
6. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО
Общественному устройству убыхов соответствовала и военная организация их. «У убыхов право воевать принадлежит всякому свободному человеку. Никто не вправе запретить отдельному члену общества отправиться на войну, хотя бы народ, против которого отправляются воевать и не находился во враждебных отношениях с убыхами». Приводимые в литературе факты говорят об избрании военачальников. Причем «происхождение тут (при избрании. — Л.Л.) не имеет никакого влияния». Главными же критериями при отборе кандидатов являлись: мужество, сила, выносливость и боевые заслуги. Но кроме избрания предводителя, очень часто сам, желающий предводительствовать, собирал себе партию для похода. «Воины каждой деревни или околотка составляют особое отделение, которое называется отдельным огнем по имени деревни или околотка. В таком отделении бывает от 10 до 100 человек, и оно имеет своего старшину или начальника, который делает наряды и ведет очередь, кому из воинов следует идти на стражу и т.п. В каждом отделении назначаются кашевары и дровосеки. Они несут на себе котлы, в коих варится пища; дровосеки обязаны заготовлять дрова, строить шалаши, расчищать под них места, занесенные снегом, а также расчищать… встречающиеся снежные обвалы и другие препятствия; для этого они должны иметь топоры и лопаты. При экстренных случаях работают все без исключения. Собственной прислуги иметь никому не позволяется, но уважение к людям пожилых лет заставляет молодых прислуживать старикам, хотя бы те были гораздо ниже их происхождением. Все одного огня едят вместе и для того кашевары принимают ежедневно по равной части провизию от каждого для приготовления пищи». Таким образом, в основе этой военной организации лежала сельская или родовая община.
К убыхской тактике мы не можем подойти с точки зрения общепринятых для современного боя положений. Так, традиционное деление боев на наступательный, встречный и оборонительный мало применимо к войнам, которые велись убыхами. Собранный нами материал не позволяет говорить о том, что убыхи когда-либо вели наступление в современном смысле этого слова. Вместо него практиковались молниеносные набеги, без ставки на захват территории, без закрепления на захваченных позициях. Набег в самом своем начале мыслился с последующим отходом. Даже захват убыхами укреплений в 1840 г. не повлек за собою закрепления их в этих пунктах. Они были взяты, уничтожены и брошены. Эта тактика была закономерной в условиях той примитивной дофеодальной общественной организации, которую имели убыхи.
Набеги их были неожиданны и стремительны. Можно сказать, что убыхи были мастерами набега и явно отдавали ему предпочтение среди других видов боя. В нападениях на ближайших соседей сближение не представляло собою больших трудностей, так как в условиях резко пересеченной местности наступление почти начиналось с накопления в ближайшей от противника лощине или лесу. Но при походах в дальние районы и первый этап – сближение — требовал дисциплины марша, походного охранения, организации снабжения и проч.
До нас дошло очень подробное описание зимних убыхских походов на Абхазию. Это описание было составлено абхазским аамыста Соломоном Званбаем. Он говорит, что военачальник партии назначает место для сбора; обычно такое место лежит в расстоянии не более одного перехода от последнего убыхского селения, лежащего на пути движения. На сбор партии от 80 до 3000 чел. требовалось около двух недель. У прибывающих военачальник осматривал одежду и провизию. Каждый обязан был иметь: бурку, башлык, полушубок, две-три пары обуви из сыромятной воловьей кожи, две-три пары теплых (из войлока или сукна) носков и лыжи. Каждый обязан был принести с собою провизию на целый месяц (пшено для пасты, копченое мясо, сыр, масло, перец, соль, варенное на меду тесто). Каждый, за исключением военачальника, нес свое имущество и провизию на себе. Если военачальник находил, что кто-либо явился с меньшим, чем это нужно, количеством провизии или одежды, то изгонял из партии «самым постыдным образом». Когда партия была уже в сборе, то устраивалась поверка (счет). Для этого проходили все под поднятой двумя человеками палкой, в то время как военачальник считал. Иногда вместо такого способа подсчета каждый начальник отдельного огня приносил главному военачальнику столько камушков или кукурузин, сколько было воинов в огне. После проверки назначались головное и тыловое охранения, и на другой день партия выступала в поход. Двигаясь на Абхазию, убыхи, в целях засекречивания марша, пробирались до Главного хребта, и до самой Абхазии их путь лежал по снегам этого хребта. Партия двигалась колонною по два человека в ряду, плотно, пара за парою, причем уход со своего места не разрешался. Если выпадал обильный свежий снег, то в таком случае пять-шесть рядов правого фланга надевали лыжи и протаптывали тропинку для остальной партии. Переходы совершались от одного места ночлега до другого; дневок не делали во избежание неожиданной непогоды. Если с утра погода не предвещала быть хорошей, то партия оставалась на месте ночлега несколько дней, а то и недель, пока снова не наступали ясные и морозные дни. Места ночлегов определялись заранее еще до выступлении партии в поход. Обычно для этого выбирали наиболее неприступные места с наличием леса или кустарника, нужного для разведения костров. Там устраивались четырехугольные шалаши, приспособленные для быстрого выскакивания по тревоге.
На всем пути следования партии ее безопасность обеспечивалась назначаемым военачальником походным охранением. Головное охранение и тыловое следовали на расстоянии полкилометра и более от ядра. Группа, составлявшая головное охранение, высылала от себя трех-четырех дозорных, в число которых назначались лица, хорошо знающие местность. Дозорные, разойдясь по обе стороны дороги, по которой следовала партия, осматривали ущелья и леса. В случае предполагавшейся опасности военачальник следовал в головном охранении; в остальных случаях — при ядре. При прибытии партии к месту ночлега головное и тыловое — хранения разделялись на ряд пикетов и занимали ими все главнейшие подступы или командующие над подступами точки. Пока шло размещение партии, пикеты оставались на своих местах. Когда зажигались огни, походное охранение отпускалось на ночлег, их место занимал специально на каждый раз назначавшийся наряд караулов. Если ночь не морозная, то часовые несли наряд бессменно, а в противном случае назначались две-три смены.
В таком порядке двигалась партия убыхов до самого спуска в абхазские ущелья. Продвижение было очень медленным (три-пять недель). Не доходя до места,
выбранного целью набега, на расстоянии одного усиленного перехода устраивался последний привал. Так как убыхи делали свои набеги обычно ночью, перед рассветом, то поэтому, если партия пребывала к последнему месту привала под вечер, она не оставалась на ночлег, а ограничивалась лишь коротким отдыхом. Перед самой атакой военачальник делил партию на три части, из которых одну часть, состоявшую из стариков, неопытной молодежи, кашеваров и дровосеков, определял резервом. Начальство над ним возлагалось на одного из опытных воинов. При резерве же оставляли все лишние тяжести. Остальные две трети партии (из самых отборных) в свою очередь делили на три части: авангард, ядро и арьергард. Задачей авангарда являлось на бегу обогнуть селение с двух сторон и запереть выход из него густой цепью. Ядро врывалось в селение, группы от 4-х и более человек стремительно бросались в дома, вязали пленных и захватывали все, что было ценного. Арьергард, прикрывая ядро со стороны сделанного убыхами нападения, также образовывал собою цепь, замыкавшую противнику выход из селения. Убыхи, совершив набег, недолго оставались в селении. Через пол или три четверти часа, по данному военачальником сигналу, начинался отход. Бывший авангард делался арьергардом и должен был прикрывать собою захваченную ядром добычу. Бывший арьергард превращался в авангард, двигающийся компактной массой, а часть его рассыпалась по сторонам ядра, образуя собою боковое охранение. Выход из боя совершался так же поспешно, как и штурм.
Достигнув безопасного места, военачальник объявлял короткий привал, во время которого пленных снабжали необходимой одеждой. «Каждый из убыхов дает им что-нибудь из своей одежды. Вообще они с пленными своими обращаются очень человеколюбиво. Бывали примеры, что партия, застигнутая вьюгою и метелью многие отмораживали себе ноги, но одежду, выданную пленным, назад не отбирали». Дойдя до последнего места ночлега, воины занимали свои шалаши, народный лекарь осматривал раненых и оказывал ту или иную полузнахарскую-полумедицинскую помощь, а военачальник назначал людей нести носилки с трупами убитых и ранеными. «От этой обязанности никто не увиливает, напротив считают для себя священным долгом». Следует заметить, что считалось позорным для убыхов оставление тела убитого в руках врага. На ночлеге пленных женщин помещали в особом месте под присмотром старика, в помощь которому назначался караул. На следующий день партия выступала в том же порядке, как и при движении в набег. Остановки устраивались в старых местах. Добравшись до первого сборного места, один из стариков произносил благодарственную молитву за удачный набег. Здесь же происходил и дележ добычи, причем читавшему молитву выдавалась одна из лучших вещей. Военачальнику предоставлялось право выбора любого пленного и по одной штуке каждой вещи. Оставшиеся вещи и пленные делились на равные части между всеми участниками похода, исключая кашеваров и дровосеков. На каждого убитого или попавшего в плен к неприятелю определялась в пользу его родственников двойная доля. Оставшаяся после дележа часть добычи назначалась на поминки по убитым и на выкуп пленных. Так как при дележе обычно один пленный приходился на несколько участников похода, то его отдавали в рабство сразу нескольким лицам, которые после продажи этого раба делили выручку между собою. После окончания дележа добычи расходились по селениям с победными песнями и стрельбой.
Приведенное описание C. Званбая зимних походов убыхов на Абхазию есть и в записках Скорятина, который почти слово в слово повторяет С. Званбая, хотя указывает своим источником не его, а устное сообщение офицера, прослужившего 10 лет на Кавказе.
Кроме массовых походов на соседние племена, убыхи совершали также набеги малыми группами в 5–6 человек. Такая группа, по словам Сталя, врывалась ночью в селения верхних абдзахов и махошей, бревном выбивала двери домов, связывала сонных, резала сопротивляющихся и, пока разбуженное селение успевало собраться для отпора, бесследно скрывалась с пленными и захваченными вещами. Такие партии черкесы, по словам Сталя, называли «унару», т.е. разрушителями домов.
Убыхи, отличавшиеся стойкостью и дисциплинированностью в бою, имели явное преимущество над противником при столкновении в открытом поле. Например, абхазы, по словам того же С. Званбая, отличаясь меткостью своего огня и, обычно выходя победителями убыхов в боях на пересеченной местности, где большую роль играли личные качества отдельных воинов, в то же время не могли защищаться против сплоченной массы убыхов на открытой местности.
Набеги совершались как в конном строю, так и в пешем (как описанные выше зимние набеги на Абхазию). Иногда совместно действовали пешие массы и конные. Если один из недавно писавших авторов указывает, что убыхи, будто бы считали для себя оскорбительным сражаться в пешем строю и воевали исключительно верхом на лошади, то такое утверждение является просто голословным, легко разбиваемым массою исторических фактов.
Кроме военных экспедиций на суше, убыхи устраивали таковые и на море. Целью их являлся также захват рабов и имущества. Еще Страбон в начале нашей эры. Зарегистрировал на побережье Кавказа пиратские экспедиции туземцев. Они продолжались до того момента, когда Россия установила в прошлом столетии систематическое крейсирование сторожевых судов вдоль побережья Кавказа. В начале XIX в. они были очень часты. По словам Дюбуа, байдаки, на которых приморские черкесы и убыхи выезжали в морские экспедиции, были очень узкие и длинные (около 17 м) и без мачт. В каждом таком байдаке помещалось от 40 до 60 человек, из которых две трети выполняли роль гребцов. Байдаки были быстроходны и легки. Плавание совершалось только вдоль берега, без выхода в открытое море. Байдаки нападали на купеческие кочермы. На них же устраивались набеги на соседние племена. Подойдя незаметно к неприятельскому берегу, убыхи (и черкесы) выносили на плечах байдак из воды, прятали его среди леса, а сами отправлялись в набег.
Оборонительный бой убыхов заключался в том, что создавались заранее (если позволяло время) искусственные укрытия из кучи сложенных бревен, камня или двух параллельных плетней, пространство между которыми засыпалось камнями и землей. Иногда эти «завалы» дополнялись окопами. Часто устраивали две линии таких завалов на случай потери одной из них. Завалы маскировались рельефом местности и зарослями леса и кустарника. Иногда, как это видел Ф.Ф. Торнау у сочинцев, завал устраивался «с фланкирующей его деревянной башней». В ожидании противника партия убыхов собиралась невдалеке от своей укрепленной позиции. На завалах же оставались пикеты, которые, в случае тревоги, выстрелом поднимали партию. Убыхи, укрывшись за завалами и подпустив противника на расстояние действительного ружейного огня, давали несколько залпов. За залпами обычно следовала вылазка. Так как убыхи предпочитали стремительные лобовые удары, предпочитали всякий бой свести к рукопашной схватке холодным оружием, то и здесь, в оборонительном бою, широко прибегали к контратакам.
Находясь в основном в лучших материальных условиях, чем другие горские племена Западного Кавказа, убыхи были и вооружены лучше последних. Большинство имело шашки и ружья. Кинжал, пистолет (а то и два пистолета) имелись у каждого. Еще в XIX в. некоторые по старинке ходили вооруженными луком и стрелой. Так, к числу последних принадлежал Хасcан-бей Диже.
Убыхи, выработав свою тактику в условиях межродовых и межплеменных столкновений, имевших целью захват пленных (для работорговли и домашнего рабства), захват скота и другого имущества, в XIX в. оказались лицом к лицу с крепостнической Россией. Начиналась колониальная война, целью которой противник ставил не захват рабов, а покорение или искоренение. Убыхи, для которых эта война оказалась борьбой за независимость, вступили в нее со своим старым оружием и старой тактикой. В процессе войны изменилось и то, и другое.
Познакомившись с действием русской артиллерии, с траекторией гаубичных ядер, они стали в бою подходить почти вплотную к русской линии и тем до некоторой степени обезвреживать себя от артиллерийского огня. Убыхи в борьбе с незнакомыми до того фортификационными укреплениями научились побеждать врага и в таких условиях. Для взятия укреплений научились применять лестницы и крючки. Захватывая в числе трофеев и получая из-за границы артиллерию, убыхи делали заметные успехи и в использовании ее для обстрела русских береговых укреплений. Большую роль в ознакомлении убыхов с новой для них военной техникой играли иностранцы и русские беглецы от крепостных порядков. Они устраивали артиллерийские позиции, учили артиллерийской стрельбе, делали топографические съемки избранных для штурма укреплений и даже вводили особое импровизированное оружие — палку с крючком на одном конце и косой — на другом и пр. Качественно иная война влекла за собою иную технику и иную тактику.
Как известно, в обществе, живущем в условиях родового строя или только вышедшем из него, одним из основных качеств членов такого общества является высокая смелость. Мы целиком присоединяемся к мнению А. Фадеева, что «именно в социальной специфике убыхского общества, а не в «национальном характере» убыхов, лежат причины их упорства, стойкости, непримиримости и храбрости в борьбе с русским царизмом». А храбрость убыхов была изумительна. Примеры ее не раз будут приведены ниже. Здесь мы ограничимся некоторыми замечаниями отдельных авторов. Так, иногда убыхов скромно называли «очень энергичным» племенем. Иногда же дело доходило до опоэтизирования, например: «Гордое и мужественное, здоровое и крепкое племя», или «В нашей кавказской армии убыхи считаются храбрейшими из горских племен; их очень уважают за неустрашимость и непоколебимое мужество. Против убыхов нельзя делать шуточных экспедиций с ними шутки плохи. Это львы в драке. Убыхов называют рыцарями гор». И таких характеристик в кавказоведческой литературе можно найти очень много.
Тамара Половинкина .
Источник